— Ялик с брига? — спросил Гленарван.

— Да, сэр, он самый, причем опрокинутый вверх дном.

— Несчастные! — крикнула Элен. — Они погибли!

— Да, погибли, — подтвердил Джон Манглс. — И они неминуемо должны были погибнуть, ибо при таком бурном море, в такую беспросветную ночь, среди этих рифов они шли на верную смерть.

В течение нескольких минут пассажиры молчали. Они глядели на приближавшийся утлый челн. Он, очевидно, перевернулся в четырех милях от берега, и из бывших на нем пассажиров ни один, без сомнения, не спасся.

— Но ялик, пожалуй, может нам пригодиться, — проговорил Гленарван.

— Конечно, — ответил Джон Манглс. — Правь на него, Вильсон.

Матрос выполнил приказание капитана, но ветер спадал, и плот добрался до опрокинутого ялика лишь к двум часам.

Мюльреди, стоявший на передней части плота, ловко подтянул ялик к борту плота.

— Пустой? — спросил Джон Манглс.

— Да, капитан, — ответил матрос. — Ялик пуст и пробит, а потому служить нам не сможет.

— Значит, не годен? — спросил Мак-Наббс.

— Не годен, — сказал Джон Манглс. — Это обломок, годный только на дрова.

— Жаль, — промолвил Паганель. — На таком ялике мы могли бы добраться до Окленда.

— Что делать, господин Паганель, приходится мириться с этим, — отозвался Джон Манглс. — К тому же на таком бурном море я все же предпочитаю этой утлой лодке наш плот. Видите, достаточно было легкого удара, чтобы привести ее в негодность… Итак, сэр, нам здесь больше нечего делать.

— Едем дальше, Джон, — сказал Гленарван.

— Правь прямо на берег, Вильсон! — приказал молодой капитан.

Прилив должен был держаться еще с час. За это время удалось пройти мили две. Но тут ветер почти совсем спал; казалось даже, что он начинает дуть от берега. Плот остановился. Но вскоре отлив стал относить его в открытое море. Нельзя было терять ни секунды.

— Отдай якорь! — крикнул Джон Манглс.

Мюльреди, бывший наготове, бросил якорь. Плот отнесло еще назад сажени на две, а затем его удержал туго натянувшийся перлинь, и путешественники приготовились к довольно продолжительной стоянке. Следующий прилив должен был наступить в десять часов вечера, а так как Джон Манглс был против того, чтобы идти на плоту ночью, путешественникам предстояло простоять на якоре до шести часов утра. Они находились меньше чем в трех милях от берега.

По морю катились довольно крупные волны, и, казалось, они катились к берегу. Когда Гленарван узнал, что ему и его товарищам предстоит провести на плоту всю ночь, он спросил Джона Манглса, почему тот не воспользуется этими валами, чтобы приблизиться к берегу.

— Вас вводит в заблуждение оптический обман, сэр, — ответил ему молодой капитан. — Это только кажется, что валы эти движутся вперед: на самом деле они никуда не движутся. Бросьте в эти волны кусочек дерева, и вы увидите, что его никуда не унесет, пока не начнется отлив. Нет, сэр, нам остается только запастись терпением и ждать.

— И пообедать, — добавил майор.

Олбинет не замедлил достать из ящика с провизией несколько кусков сушеного мяса и с дюжину сухарей. Стюард был смущен скудостью этого меню, но тем не менее все ели охотно, не исключая путешественниц, несмотря на то что резкая качка не располагала их к особенно сильному аппетиту.

Надо сказать, что эти резкие толчки, получавшиеся оттого, что плот, удерживаемый канатом, выдерживал на себе натиск волн, были чрезвычайно утомительны. Плот то и дело подбрасывало короткими, порывистыми волнами; он не мог бы сильнее удариться и о камень подводной скалы. Подчас казалось, что он и на самом деле бьется о камни. Перлинь сильно дергало, и молодой капитан каждые полчаса травил его на сажень. Без этой предосторожности он неизбежно лопнул бы, и плот унесло бы в открытое море.

Легко понять опасения Джона Манглса: каждую минуту мог лопнуть канат или сорваться якорь. В обоих случаях путешественники оказались бы в отчаянном положении.

Приближалась ночь. Диск солнца, кроваво-красный, вытянутый вследствие преломления света, вот-вот должен был исчезнуть за горизонтом. Далеко на западе вода блестела и сверкала, словно расплавленное серебро. Там ничего не было видно, кроме неба и моря да еще остова «Макари», все еще неподвижно стоявшего на своей мели.

Быстро наступили сумерки — они длились всего каких-нибудь несколько минут, — и берега, замыкавшие горизонт на севере и на востоке, потонули во мраке.

Какое томительное состояние должны были переживать наши потерпевшие крушение путешественники на этом тесном плоту, среди беспросветного мрака! Одни забылись в тревожной дремоте, нагонявшей тяжелые сны, другие всю ночь не могли сомкнуть глаз. Все встретили рассвет разбитые усталостью.

Снова начался прилив, и снова с открытого моря задул ветер. Было шесть часов утра. Время было дорого — нельзя было терять ни минуты. Джон Манглс начал готовиться к отплытию. Он приказал поднять якорь. Но лапы якоря вследствие толчков натянутого перлиня глубоко засели в песке. Без брашпиля, даже талями, сооруженными Вильсоном, вытащить якорь оказалось невозможным.

С полчаса прошло в тщетных попытках. Наконец Джон Манглс, которому не терпелось как можно скорее сняться, велел перерубить канат. Лишаясь якоря, молодой капитан отказывался от возможности стоянки в том случае, если бы прилив и на этот раз не донес их до берега. Но Джон Манглс не хотел больше задерживаться, и удар топора предал плот на волю ветра и течения. Скорость последнего достигала двух миль в час.

Поставили парус, и плот медленно понесло к земле; она вырисовывалась еще неясно, какой-то серой массой, озаренной лучами восходящего солнца.

Рифы были искусно обойдены и остались позади. Но при переменчивом ветре, дующем с моря, плот двигался так медленно, что, казалось, совсем не приближался к берегу. Как необыкновенно трудно было добраться до этой Новой Зеландии, высадка на берег которой грозила такими опасностями!

Все же в девять часов до земли оставалось уже меньше мили. Крутые берега щетинились бурунами. Нужно было найти место для высадки. Ветер все слабел и слабел и наконец совсем спал. Парус повис и стал хлестать по мачте. Джон приказал спустить его. Теперь только один прилив нес плот к берегу, и управлять им больше было нельзя. А тут еще ход замедляли огромные морские водоросли.

В десять часов Джон убедился, что они почти не двигаются с места, а до берега еще добрых три кабельтовых. Стать на якорь, за неимением его, нельзя было. Неужели их отнесет отливом в открытое море?

Джон Манглс, сжав руки, с отчаянием глядел на эту недоступную для них землю.

К счастью — теперь это действительно было счастьем, — почувствовался толчок, и плот остановился. Он наткнулся на мель в двадцати пяти саженях от берега.

Глава VIII

Настоящее той страны, куда попали наши путешественники

Гленарван, Роберт, Вильсон, Мюльреди бросились в воду. Плот привязали канатами к ближайшим скалам. Путешественниц перенесли на берег, передавая их с рук на руки, причем они не замочили себе даже подола платья. А вскоре и все путешественники, с оружием и съестными припасами, окончательно высадились на внушающее такой страх побережье Новой Зеландии.

Гленарвану хотелось бы немедленно двинуться вдоль побережья к Окленду, но с самого утра небо стали заволакивать густые тучи, а после высадки на берег, около одиннадцати часов утра, начался ливень. Пуститься в дорогу было невозможно. Пришлось искать убежища.

Вильсон очень кстати открыл пещеру, выдолбленную морем в базальтовых скалах, и путешественники приютились в ней вместе со своим оружием и съестными припасами. В пещере оказалось множество сухих водорослей, когда-то занесенных сюда морскими волнами. Это были как бы готовые постели — пришлось ими удовольствоваться. У входа в пещеру валялся хворост; развели костер, и каждый стал обсушиваться.